Задобрить грубияна [ЛП] - Джесса Кейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как американский гражданин, разве я не обязана проявлять такое уважение к солдату? К этому герою? Насколько невероятной эгоисткой я была бы, если выгнала его из безопасного места, ради кучи денег? Нет, я не сделаю этого. Не могу.
Я люблю его.
Я влюбилась в этого человека со шрамами. Человека, который сдерживает своих демонов в темноте машинного отделения. И я отказываюсь причинять ему боль ради собственной выгоды.
Но я тоже не могу оставаться на вышке.
Я не могу жить тремя этажами ниже уровня моря и бояться выходить на солнечный свет, опасаясь, что ПТСР Бутча вызовет еще один приступ паники или боли.
Я не могу оставить свою жизнь позади и никогда больше не заниматься ландшафтом. Здесь отсутствуют хоть какие-то цвета, кроме синего и черного.
Моя душа была бы не на месте, даже если Бутч наполнил мое сердце.
Со слезами на глазах я одеваюсь и поднимаюсь по лестнице вверх. Захожу в кабинет отца с видом на палубу. Я стою на том же месте, где вчера разговаривала с адвокатом, но я уже не та девушка. Даже не близко.
Мое сердце разбивается. И я не принимаю решения, основываясь исключительно на том, как они повлияют на меня.
Я сделала выбор, на который повлияла любовь, и я не могу поступить по-другому.
Моя рука весит тысячу фунтов, но я беру телефон со старого стола отца и набираю номер, указанный на визитной карточке адвоката.
Он отвечает на третий звонок, его голос звучит устало. Ожидаемо.
Солнце едва взошло. Я даже не знаю, который час. Знаю только то, что мне нужно вернуться в Новый Орлеан прямо сейчас, прежде чем Бутч проснется и убедит меня остаться.
Он легко мог бы убедить меня. Он мог уговорить меня вернуться в постель, пообещав удовольствие — такое, о существовании которого я даже не подозревала, — и я с радостью вернулась бы.
Я могу потерять себя здесь.
Я могу потеряться в одержимости и похоти, и проснуться через несколько лет с осознанием, что время идет без меня.
Как человек, который ценит жизнь во всех ее моментах, я не могу это сделать. Не могу предать себя.
И не могу попросить Бутча пойти со мной. Не могу видеть его боль и панику, которую увидела вчера вечером. Воспоминание об этом — словно нож между ребер.
— Привет? — повторяет более нетерпеливо адвокат
— Даа, здравствуйте. Это Синди Картер, — сглатываю ком в горле — Не могли бы вы организовать для меня вертолет сейчас?
Всего через несколько мгновений, как я повесила трубку, я начинаю трястись.
Это еще больше доказывает, что мне пора уходить. Одна ночь с Бутчем, и я никогда не смогу вернутся назад. Он уже овладел моими костями, моим сердцем и желанием. Он оставил свой след всюду. Дрожащей рукой я пишу записку и оставлю ее на столе рядом с визитной карточкой юриста. Возможно, он никогда ее не увидит. Возможно, после паники, которую он испытал из-за меня прошлой ночью, он больше никогда не захочет подниматься так высоко.
Но, кажется, я не могу просто уйти, не оставив часть своего сердца.
Я выхожу на палубу со слезами, сажусь, скрестив ноги, и смотрю на океан. Вчерашний шторм давно утих, но вода все ещё неспокойная. Соленый ветер развивает мои волосы, хотя это не имеет большого значения. Он был в смятении из-за того, что прошлой ночью я была под Бутчем. В его власти.
У меня перехватывает дыхание, и плоть между ног сжимается.
Больше.
Я хочу большего. Хочу вернуться в его постель.
Пульс быстро бьется в моем теле, а мышцы живота дрожат.
Я больше никогда не найду такого, как он, и я не хочу уходить.
Я буду остаток жизни наслаждаться воспоминаниями о нашей единственной близости. Для меня не будет других мужчин. Никогда.
Когда я вижу вдалеке приближающийся вертолет, я смотрю на стальную дверь, ведущую под лестницу, и шепчу:
— Я люблю тебя.
Я прижимаю юбку, чтобы она не взлетела от вихря, создаваемого винтами вертолета. И когда он, наконец, приземляется в назначенном месте, я бегу и забираюсь на борт, а мое сердце бешено колотится в горле.
Я поступаю правильно. Мне нужно уйти сейчас же, иначе я никогда не уйду.
Хуже того, я заставлю Бутча сделать что-нибудь, что усугубит его травму. Я не буду этого делать. Не могу.
Это единственный выход.
Пилот искоса смотрит на меня, и я показываю большой палец вверх. Во время взлета, установка становится меньше и меньше. Но не настолько, чтобы я не увидела, как Бутч выбегает на палубу без рубашки. На его лице читается отрицание. Агония. Безумие.
Все, что я могу сделать, это согнуться пополам и спрятать голову между коленей и плакать.
Пожалуйста, пойми, Бутч.
Я не могу остаться и люблю тебя слишком сильно, чтобы заставить тебя уйти.
Я долго не могу перестать плакать. Не тогда, когда буровая установка становится крошечной точкой позади меня. Не тогда, когда я вернусь в Новый Орлеан. И не тогда, когда я забираюсь в кровать, рыдая его имя, а мое тело горит и жаждет того, что больше никогда не сможет получить.
Жизнь кажется сном.
Вчера я вернулась с буровой установки. В моей почте были запросы на работу, и я приняла первый попавшийся. Решила заняться физической работой под солнцем, чтобы отвлечься. Может быть, если я вымотаю свое тело достаточно, то пульсирующая боль между ног утихнет. Я не могу нормально дышать.
Моя кожа настолько чувствительна, что утром после того, как я случайно задела дверной косяк, пришлось скрестить ноги и потереть киску.
Но я не смогла довести себя до оргазма.
В душе я представляла, как Бутч сидит на мне сверху, я пыталась представить, как его вес прижимает меня, как этот огромный член входит и выходит, пока он рычит и хрюкает. Без возможности двигаться. Без возможности убежать. Его рука на моем горле. Я дошла до того, что задыхалась и сжималась, но облегчения не наступало. Без него я не смогу избавиться от этой боли.
Пульс громко стучит в ушах, а грудь болит.
Солнце с таким же успехом могло быть в двух футах от меня, учитывая пот, который оно оставляет на моей коже.
Я стою на четвереньках возле таунхауса с небольшим участком сада. Здесь нужны гладиолусы. Или лилии? Я не знаю.
Я даже не могу вспомнить, что купила сегодня утром в детскую. Вся поездка как в тумане. Когда мои пальцы погружаются